«Шум и ярость» Уильяма Фолкнера

«Шум и ярость» Уильяма Фолкнера — важное явление как в американской, так и в мировой литературе. Многоуровневое, концептуальное произведение, охватывающее несколько десятилетий и написанное в своеобразном стиле так называемой южной готики. Впрочем есть серьезные основания полагать, что для современного читателя книга «Шум и ярость» станет настоящим испытанием.

---

Может быть в наши дни это не столь очевидно, но искусство нужно обществу не только для развлечения, но и для развития души и разума. В соответствии с этим далеко не все произведения (в том числе литературные) легко усваиваются — некоторые из них требуют большого труда. Приходится продираться через многослойные конструкции и сложные абзацы, чтобы в конце пути вознаградить себя тем, что наконец-то концепция автора стала ясна. В этом контексте не обойтись без Уильяма Фолкнера. книга «Шум и ярость» которого сделала безусловный вклад в культуру США и всей планеты Земля, а также наверняка сыграла большую роль в присуждении Фолкнеру Нобелевской премии по литературе за 1949-й год.

Окунемся же в мир Американского Юга с его провинциальностью, грубостью и ностальгией по былому величию. Нашим проводником станет Уильям Фолкнер, книга «Шум и ярость» превратится в путеводитель, но для начала обратимся к краткой биографии автора.

Уильям Фолкнер — самоучка из Миссисипи

Будущий нобелевский лауреат появился на свет 25 сентября 1897-го года в Нью-Олбани, штат Миссисипи — т. е. на том самом Юге, о котором потом писал почти всю жизнь. Уильям Катберт Фолкнер (так звучало полное имя) стал первым из четырех детей в большой семье. Его прадед Уильям Кларк Фолкнер участвовал в Гражданской войне на стороне армии Конфедерации, а потом стал автором популярного в середине XIX века романа «Белая роза Мемфиса», так что можно сказать, что нашему герою на роду было написано стать писателем.

Семья Фолкнеров принадлежала к довольно состоятельному слою южан. Отец Уильяма долгое время работал казначеем в фамильной железнодорожной компании Gulf & Chicago railroad company, которую надеялся унаследовать — однако взаимоотношения отца с дедом привели к тому, что предприятие продали. Тогда Марри и Мод Фолкнеры, родители Уильяма, стали строить свое будущее с чистого листа и в итоге оказались в Оксфорде (всё тот же штат Миссисипи). Там отец стал бизнес-менеджером Университета Миссисипи.

Всё детство Уильям Фолкнер слушал рассказы о былых временах, о подвигах прадеда и его произведениях, о династическом древе Фолкнеров, об особенностях Юга (вроде рабства или Ку-клукс-клана) и впитывал всё в себя, как губка. Разумеется, это повлияло на мировоззрение мальчика, его интересы и культурную идентичность — ему предстояло стать одним из важнейших авторов, работающих в жанре так называемой южной готики.

Свой вклад в формирование молодого человека сделали также мать Мод и бабушка Лелия Батлер, увлекавшиеся чтением, фотографией и рисованием (они-то и приобщали юного Фолкнера к разным видам искусства).

К тому же рядом всегда была домашняя чернокожая служанка Кэлли Барр, воспитывавшая Уильяма с детства — фигура няни-афроамериканки еще встретится нам далее.

При этом с традиционным академическим образованием у Уильяма не сложилось. Несмотря на заметные успехи в начальных классах, позднее Фолкнер уже не проявлял энтузиазма в уроках и куда больший упор делал на самообразование. В конце концов, он бросил среднюю школу, так и не закончив ее. Позже он всего лишь пару семестров отучился в Университете Миссисипи, но также прекратил обучение. Тем удивительнее вершины литературного мастерства, достигнутые героем в зрелые годы. Впрочем, он долго дружил с Филом Стоуном, юристом-студентом, учившемся в Оксфорде и Йеле — образование и кругозор Стоуна тоже сильно повлияли на Фолкнера, к тому же Стоун читал и комментировал первые литературные опыты начинающего писателя.

Долгое время Фолкнер оглядывался на викторианскую романтическую эпоху и чаще писал стихи. Но переезд в Новый Орлеан в 1925-м году дает ему новый культурный опыт. Здесь он и пишет свои первые романы: «Солдатская награда», «Москиты» и «Сарторис». Все они посвящены Югу, все так или иначе выражают взгляд Фолкнера на особенности жизни американцев в этой местности, везде присутствуют отсылки к собственной биографии. И, по-видимому, этот писательский опыт подготовил автора к одному из сложнейших текстов, им написанных — в 1929-м году Уильям Фолкнер издает «Шум и ярость».

«Шум и ярость» Уильяма Фолкнера, сага об Американском Юге

Читатель, который берет в руки «Шум и ярость», вне всяких сомнений столкнется с массой сложностей, и ему придется запастись изрядной долей терпения, чтобы установить продуктивный контакт с Уильямом Фолкнером. Даже автору этих строк, имеющему довольно широкий читательский опыт, пришлось с большими усилиями преодолевать сопротивление материала книги. Что же в ней такого трудного?

«Шум и ярость» Уильяма Фолкнера — это рассказ об истории жизни и упадка семьи Компсонов, проживающих в Джефферсоне на территории родного для писателя штата Миссисипи. Действие романа охватывает несколько эпох во временном промежутке от 1898-го до 1928-го года и структурно делится на 4 части. Однако каждая из частей радикально отличается от остальных по стилистике и манере — можно даже говорить, что внутри романа существует 4 небольших повести, связанных пересекающимися персонажами. Причем самая первая часть встречает аудиторию наиболее сложным и концептуальным подходом, который требует от читателя невероятного напряжения интеллектуальных и душевных сил.

Бенджи Компсон

Первая часть «Шума и ярости» написана от лица самого младшего сына в семействе Компсонов, и у него есть одна очень важная особенность — он умственно отсталый. И так как мы видим мир глазами Бенджи, то и текст формируется определенным образом.

Бен явно находится в бредовом состоянии с медицинской точки зрения: т. е. у парня наблюдается дезориентация не только в пространстве, но и во времени.

В сознании Бенджи все периоды смешиваются друг с другом, поэтому на протяжении абзаца действие может начинаться в 1928-м году, затем тут же оказаться в 1898-м, пройти через 1910-й, а в конце вновь вернуться в 1928-й. Подобные скачки характеризуются переходом Фолкнера на курсив или намеренным искажением пунктуации.

Все остальные персонажи «Шума и ярости», таким образом, оказываются вплетены в скачущее мышление Бенджамина и появляются рядом друг с другом даже в тех случаях, когда никоим образом не могли столкнуться. Так, к примеру, в рамках одного и того же текста может упоминаться Квентин (старший брат Бенджи) и Квентина (племянница Бенджи). Всё это сбивает читателя с толку, заставляя его почувствовать тот хаос, который царит в голове несчастного Бенджамина Компсона.

В следующем отрывке видно, что младший Компсон воспринимает действительность совершенно по-младенчески и наделяет обычные бытовые явления нереальными свойствами (вроде «комната пришла»):

«Под луной круглятся кости из рва, где темная лоза и ров черный, как будто одни яркие погасли, а другие нет. А потом и те погасли, и стало темно. Я замолчал, чтоб вдохнуть, и опять, и услышал маму, и шаги уходят быстро, и мне слышно запах. Тут комната пришла, но у меня глаза закрылись. Я не перестал. Мне запах слышно. Ти-Пи отстегивает на простыне булавку»

Здесь же налицо телепортация через эпохи, т. к. Кэдди и Роскус фигурируют в начале ХХ века, а Ластер — в 1928-м году:

«Кэдди пахла как деревья в дождь.
«Что с тобой такое?» говорит Ластер. «Кончай вытье, играй в воде, как все».
«Забрал бы ты его домой. Ведь тебе не велят водить его со двора».
«А он думает – луг ихний, как раньше», говорит Ластер. «И все равно сюда от дома не видать».
«Но мы-то его видим. А на дурачка глядеть – приятного мало. Да и примета нехорошая».
Пришел Роскус, зовет ужинать, а Кэдди говорит, ужинать еще рано»

 Такая организация текста читается крайне сложно, но, как ни странно, оно помогает более цельному восприятию последующих частей романа.

Квентин Компсон

Вторая часть, как и две последующие, происходит в один конкретный день, а именно 2 июня 1910-го года. Главным действующим лицом здесь выступает Квентин Компсон — старший сын в семействе, на которого возлагают большие надежды родители. Для того, чтобы отправить молодого человека в университет, Компсоны даже продали большой луг (на котором очень любил играть Бенджи) под поле для гольфа.

У Квентина нет никаких проблем с интеллектом. Это умный и честный студент, сохранивший благородные и романтические ценности. Но его очень серьезно занимает проблема, касающаяся его сестры Кэдди — девушка слишком импульсивна и весьма нечистоплотна в интимных отношениях с парнями. Квентин сильно переживает из-за того, что горячо любимая сестрица пошла по кривой дорожке и много размышляет над тем, как можно сберечь честь Кэдди и семьи Компсонов вообще.

На первый взгляд может показаться, что часть от лица Квентина написана проще и доступнее, чем предыдущая. Но это не совсем так. Дело в том, что старший брат подвержен меланхолии и депрессиям, поэтому в повествование то и дело врываются какие-то внезапные, особенно тревожные для Квентина мысли. И чем дальше движется сюжет второй части, тем заметнее усиливается уныние молодого человека — а вместе с ним и более экспериментальным становится текст. Здесь на помощь автору вновь приходит курсив, но в отдельных моментах Фолкнер почти что полностью отказывается от знаков препинания, вновь прибегая к технике так называемого потока сознания.

Есть эпизоды, написанные вполне традиционно, в которых можно почувствовать яркую фактуру южных штатов:

«Дьякона не оказалось и на почте. Я наклеил марки на конверты, отцовский отправил, а тот, что с запиской Шриву, сунул во внутренний карман. Затем припомнил, где я видел Дьякона в последний раз. В День памяти павших это было, он шагал в процессии, одетый в форму ветерана Гражданской войны. Стоит лишь постоять на перекрестке и дождаться процессии, безразлично какой, и непременно увидишь в ней Дьякона. А перед тем маршировали в день рождения Колумба, что ли, или Гарибальди. Дьякон шел с уборщиками улиц, нес двухдюймовый итальянский флажочек среди совков и метел, был в цилиндре и курил сигару»

А встречается тот самый поток сознания, призванный отразить эмоциональный надрыв Квентина:

«Лодка стала уже точкой, весла мигают на солнце через равные промежутки, и кажется, будто эти переблески движут лодку. Была у вас когда-нибудь сестра? Нет, но все они сучки. Была у вас когда-нибудь сестра? Застыла на миг. Сучки. Нет, не сучка – застыла в дверях на миг Долтон Эймс. Долтон Эймс. Рубашки фирмы «Долтон». Я все время думал, они у него простое армейское хаки, а тут пригляделся – из плотного китайского шелка или тончайшей фланели. Потому, что лицо от них загорелей и глаза голубее. Долтон Эймс. Чуть-чуть не дотянул до элегантности. Бутафория, папье-маше. А пощупал – нет, асбест. Но все же не бронза. «Но домой не привела его ни разу»

Именно во второй части ощутимо заявляется тот раскол в семье Компсонов, который наносит ущерб практически всем прочим героям этой истории.

Джейсон Компсон

В третьей части «Шум и ярость» Уильяма Фолкнера обращается к среднему сыну по имени Джейсон, живущему свой обычный день 6 апреля 1928-го года. Он работает в сельскохозяйственной лавке у Эрла, друга семьи Компсонов; периодически балуется торговлей на бирже; отпускает расистские комментарии в адрес местных чернокожих и старается вертеться таким образом, чтобы ни в коем случае не остаться в финансовом проигрыше.

Здесь Фолкнер действительно берет на вооружение вполне классический стиль изложения, в котором нет места потоку сознания или формальным экспериментам — в данном случае изложение прямолинейно и даже в известной степени грубо. Это связано с тем, что Джейсон представляет собой концентрированную сволочь. Мы забираемся в голову к настоящему подонку, манипулирующему людьми и издевающемуся над родными.

Он очевидно испытывает обиду за то, что на его благополучие у родителей не осталось ресурсов (всё было потрачено на Квентина и Кэдди), но в своем малодушии заходит слишком далеко. Джейсон самым жестоким образом третирует племянницу Квентину (дочь Кэдди, названную в честь Квентина — отсюда и такая путаница в голове Бенджи в первой части) и даже обирает её. Удивительным образом в этой части мы сопереживаем кому угодно, кроме главного героя, потому что Джейсон совершенно не способен вызвать у читателя хоть какую-то симпатию (и в этом, вероятно, задумка Фолкнера).

Один из многочисленных примеров мышления Джейсона Компсона можно прочитать в этом отрывке:

«Неужели, думаю, у нее в такой мере нет ко мне уважения, чтоб не только в пику мне прогуливать уроки, но еще и мимо магазина сметь пройти у меня на глазах. Ей-то меня не видно, потому что солнце светит прямо в дверь и в тени сбоку ничего не разглядеть – все равно как сбоку от автомобильной фары, а я стою и смотрю, как она идет – рожа у нее раскрашенная, точно у клоуна, волосы перекручены и слеплены все вместе, а платьице – если бы, когда я парнем был, какая-нибудь даже шлюха мемфисская вышла на улицу из своего борделя светить ногами и задницей в таком платье, то моментально бы угодила за решетку. Будь я проклят, если они не нарочно для того так одеваются, чтоб каждому прохожему хотелось рукой пощупать»

Таким образом в лице трех братьев Компсонов литератор показывает читателю три разных типа мышления, при помощи различных средств выразительности достигая невероятной психологической глубины. Но чтобы концепция сложилась в полной мере ему требуется четвертая часть.

Объективный рассказчик

В последнем сегменте книга «Шум и ярость» переходит к повествованию от третьего лица, а, соответственно, к точке зрения объективного рассказчика. Тут всё происходит 8-го апреля 1928-го, через день после событий части Джейсона. В тексте автора встречаются и Джейсон, и Бенджи, и Квентина, упоминаются Кэдди и Квентин, но больше всего внимания уделено престарелой чернокожей служанке Дилси, проведшей в доме Компсонов практически всю свою жизнь, и мальчишке Ластеру, занимающемуся мелкими делами по хозяйству и приставленному присматривать за Бенджамином.

Уильям Фолкнер явно относится к Дилси с огромной симпатией — наверное, она была написана в связи с воспоминаниями о няне Кэлли Барр из отчего дома в Миссисипи. Дилси делает всё, чтобы облегчить жизнь юной Квентине, стоически выдерживает грубости со стороны Джейсона, терпеливо заботится о Бенджамине и старается при этом наилучшим образом осуществлять свои прямые обязанности.

Пожалуй, «Шум и ярость» Уильяма Фолкнера цементируется при помощи персонажа Дилси, т. к. эта женщина появляется во всех частях книги и в каждом из сегментов однозначно положительная. К сожалению, она ничего не может сделать с тем, что династия Компсонов рушится под действием внутренних противоречий.

Фильм и книга «Шум и ярость»

Казалось бы, вряд ли кому-то может прийти в голову перенести вышеизложенное на большой экран — ведь художественный эффект, достигаемый романом, строится целиком на литературных инструментах. Адаптировать можно лишь фабульную сторону «Шума и ярости», но перенос событийного ряда неминуемо превратится в формализм. Тем не менее Голливуд решил, что ему всё по плечу. И даже не один раз!

Первая экранизация появилась в прокате в 1959-м году в постановке Мартина Ритта и значительно упростила многие сложности, заложенные в первоисточнике. Более того, этот фильм радикально сдвигает акценты и серьезно перерабатывает драматургию. Исчезает путешествие через времена, добавляется некий новый брат-алкоголик Говард, а Джейсон мало того, что становится приемным сыном, так еще и трансформируется почти что в благородного персонажа, старающегося спасти семью от полного краха. То есть Мартин Ритт создал нечто вроде фантазии на тему с Юлом Бриннером в роли Джейсона и Джеком Уорденом в качестве Бенджи.

Вторая версия «Шума и ярости» — уже продукт XXI века и вышла под руководством известного актера и независимого режиссера Джеймса Франко в 2014-м году. Разумеется, Франко нашел сочную роль самому себе в этом материале и сыграл Бенджамина. В целом Гарри Осборн из «Человека-паука» решил больше придерживаться оригинальной концептуальной структуры Фолкнера, но возможно это и подвело его. Лента Джеймса Франко выглядит бледной тенью романа Уильяма Фолкнера и, к сожалению, его можно похвалить лишь за попытку.

Жестокий шедевр

Можно констатировать, что книга «Шум и ярость» агрессивна не только к читателям, но и к кинематографистам. Это действительно сложное произведение, предъявляющее к любому читателю непомерно высокие требования. Однако в ней чувствуется рука очень большого мастера, создающего очень большую литературу.

Я надеюсь, что кто-то из тех, кого занесло на страницы Hobbibook, решится окунуться в этот странный мир, чтобы исследовать мрачные тайны души американского южанина.