Ирвин Шоу, «Растревоженный эфир»

Маккартизм в США породил целую культуру в изгнании — десятки и сотни деятелей искусства, заподозренные в связях с коммунистами, вынуждены были эмигрировать или вовсе уходить из профессии. Таким был и Ирвин Шоу, написавший на эту тему остро-социальный роман «Растревоженный эфир»

---

Мы живем в странное, если не сказать страшное время. Мир буквально разрывают бесконечные противоречия, которые отнюдь не ограничиваются сложностями, связанными с пандемией коронавируса. Достаточно пролистать новостную ленту за последние несколько месяцев, и станет ясно, что вся планета сотрясается от общественных, экономических и политических противоречий.

Нарастает недовольство со стороны населения, развертываются репрессии со стороны государственного аппарата той или иной державы. Похоже, что спокойные времена закончились. А значит сейчас лучший момент, чтобы вспомнить авторов, писавших на остро-социальные и политические темы.

Одним из ярких представителей такого направления в американской прозе середины ХХ века был Ирвин Шоу, и мы вспомним роман «Растревоженный эфир», посвященный маккартизму и «охоте на ведьм» в американском обществе конца 40-х годов.

Инициативы 30-х, годы войны и «Красная угроза»

Наш герой происходит из семьи еврейских эмигрантов, покинувших Российскую Империю в начале 1900-х. Он родился в Бронксе 1913-го года и получил имя Ирвин Гилберт Шамфорофф (что потом превратится в более благозвучное «Ирвин Шоу»).

Практически все детство и юность будущий писатель провел в Бруклине, город Нью-Йорк. Там же он окончил колледж и в 1934-м году получил степень бакалавра искусств.

Практически сразу после этого Ирвин Шоу начинает работать с пьесами и сценариями. Возможно быстрое трудоустройство связано с тем, что американцы к тому моменту уже стали нацией, активно слушающей радио, к тому же набирало обороты звуковое кино, поэтому и вещательной сети, и Голливуду остро требовались авторы, способные написать не только короткий сюжет-либретто, но и полноценные диалоги.

В середине 30-х годов Шоу пишет радиопьесы для таких передач как «Дик Трейси» (станция NBC), «Придурки» (станция CBS) и некоторых других.

В то же самое время на театральных подмостках ставят его первую пьесу «Предайте мёртвых земле», написанную в экспрессионистском духе: в качестве героев фигурируют пятеро солдат, убитых в Первую мировую, и никак не желающих лечь в могилу, потому как у них есть что сказать современному обществу. Уже здесь намечается социальный пафос, свойственный творчеству Ирвина Шоу.

Впрочем, это время в США вообще связано с бурными дискуссиями: здесь и Франклин Делано Рузвельт с его инициативами; и попытки писателя-социалиста Эптона Синклера стать губернатором Калифорнии; и подъем профсоюзного движения; и активное выражение различных позиций по поводу Гражданской войны в Испании. Такие авторы как Ирвин Шоу пришлись кстати.

Успех «Предайте мёртвых земле» на Бродвее открыл начинающему драматургу дорогу в Голливуд. В 1936-м студия RKO нанимает его для написания спортивной драмы «Большая игра». Так начинается его карьера кинематографического сценариста: в ближайшие годы он напишет сценарии к фильмам «Весь город говорит», «Коммандос атакуют на рассвете» и «Берег в тумане», но начавшаяся Вторая мировая война немного спутала карты — Ирвина Шоу призвали в армию, где он провел некоторое время.

Военный опыт, судя по всему, сильно впечатлил молодого сценариста, ибо именно после этого периода жизни он решает обратиться к крупной литературной форме. Ирвин Шоу пишет роман «Молодые львы» (1948), в котором военное время представлено через три сюжетные линии: богемного американца, угнетенного еврея и немецкого солдата. «Молодые львы» стали бестселлером, и, казалось бы, пришел момент хватать удачу за хвост. Но для социальных авторов наступили не лучшие времена.

К этому моменту уже умер президент Рузвельт, а Овальный кабинет занят Гарри Трумэн. Уинстон Черчилль произнес Фултонскую речь, положив начало Холодной войне. Советский Союз в глазах западных правительств из союзника в борьбе с нацизмом превратился в стратегического противника. Кругом заговорили о «Красной угрозе», а за каждой шторой стали искать коммунистов и большевистских шпионов. Началась «охота на ведьм» в США.

В 1947-м году Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности взялась за работников культуры. Первой жертвой пала так называемая «Голливудская десятка»: десять сценаристов и режиссеров, обвиненных в симпатиях к коммунистам или членстве в Коммунистической партии. В этой компании были такие люди как Далтон Трамбо, Джон Говард Лоусон, Эдвард Дмитрык, Альберт Мальц, Альва Бесси и другие (крупные авторы, теоретики, постановщики). Это был первый звоночек начинавшихся политических репрессий. Войдя во вкус, бюрократическая машина вышвырнула из профессии или сильно осложнила жизнь Жюлю Дассену, Лиллиан Хеллман, Бертольду Брехту, Полю Робсону, Уолдо Солту и т. д. Это уже не говоря о гонениях, развернувшихся в других сферах.

Американское общество погрузилось в атмосферу тотальной подозрительности и страха. Страна, гордящаяся свободой слова и печати, оказалась в тисках жесточайшей политической цензуры и преследования за идеологические взгляды. Что характерно, под удар попали и те люди, которые не имели никакого отношения ни к коммунистам, ни к социалистам.

Кто-то пытался воззвать к голосу разума, кто-то лет за десять до этого поставил подпись под какой-нибудь миролюбивой петицией, кто-то просто пошел на собрание марксистского кружка, чтобы устроить свою личную жизнь. Теперь всё это приравнивалось к антиамериканской деятельности и пособничеству злым планам Кремля. Явление получило название «маккартизм» в честь одного из наиболее ярких борцов с коммунизмом, республиканского сенатора Джозефа МакКарти.

Так Ирвин Шоу и попал в неприятности. По душевному благородству наш герой подписал петицию в поддержку Далтона Трамбо и Джона Говарда Лоусона, несправедливо обвиненных в неуважении к Конгрессу. И эта подпись дорого стоила начавшему набирать популярность писателю. Журнал правого толка «Контратака» в 1950-м году опубликовал обширный список имен деятелей кино, радио и телевидения, которые причислялись к коммунистам или сочувствующим. Ирвин Шоу был назван среди них. Хотя с объективной точки зрения не был замечен в каких бы то ни было леворадикальных пристрастиях. Публикация «Контратаки» привела к автоматическому внесению Шоу в черные списки и ставила крест на его творческой карьере в Соединенных Штатах.

Поэтому в 1951-м Ирвин Шоу покинул Родину и отправился в Европу, где по мотивам недавних переживаний и американской истерии написал свой второй роман «Растревоженный эфир».

«Растревоженный эфир». Маккартизм в США и всеобщее недоверие

Так как Ирвин Шоу поработал и в кино, и в театре, и на радио, то прекрасно представлял себе, как обустроена жизнь в каждой из этих сфер. Знал, как работают режиссеры, какими бывают продюсеры, видел странности артистов и политику инвесторов. Все эти знания автор использовал в романе «Растревоженный эфир».

Действие происходит в конце 40-х годов, в Нью-Йорке. Уже немолодой режиссер Клемент Арчер занимается выпуском радио-сериала «Университетский городок», незатейливого юмористического шоу, живущего на рекламу для фармацевтической компании со штаб-квартирой в Огайо.

В рамках подготовки передачи Арчеру приходится работать с самой пестрой командой. Недотепистый и жалкий австрийский еврей Манфред Покорны пишет чудесную музыку. Старый друг Арчера, талантливый и самоуверенный актер Вик Эррес — звезда «Университетского городка». Компанию ведущему исполнителю составляют неприступная красавица Фрэнсис Матеруэлл и посредственная артистка бальзаковского возраста Элис Вэллер, хорошая знакомая главного героя на протяжении многих лет. Заносчивый и грубоватый чернокожий комик Стэнли Атлас насыщает эфир искрометным юмором. Наконец, дамский угодник и прожженный циник Доминик Барбанте каждую неделю выдает сценарий для очередного выпуска.

Жизнь течет своим чередом, Арчер неплохо зарабатывает, занимаясь любимым делом. Сгущающиеся вокруг тучи общественных конфликтов его не слишком беспокоят. Но однажды вечером представитель рекламного агентства Эммет О’Нил, по совместительству и наниматель Клемента, приглашает его на серьезный разговор.

Спонсорам в Огайо стало известно, что нескольких человек из программы «Университетский городок» обвиняют в связях с коммунистами. Через несколько недель праворадикальный журнал «Blueprint» собирается опубликовать разгромную статью, где передача и радиостанция будут обвиняться во всех смертных грехах, вплоть до шпионажа в пользу Москвы и лично Сталина. Чтобы спастись от полного краха и потока грязи, спонсор настаивает на увольнении ряда сотрудников со станции: это Покорны, Матеруэлл, Вэллер, Атлас и Эррес.

Клемент чувствует укол совести, ибо ему претит мысль, что можно просто по указанию какого-то дешевого таблоида вышвырнуть на улицу талантливых людей. Причем, учитывая обстановку, никакой другой работы по профессии им в ближайшее время тоже не видать. Ему удается выторговать у  О’Нила двухнедельный срок, чтобы успеть выяснить побольше про своих подчиненных и, по возможности, оправдать их в глазах спонсора. Теперь Арчера ждет много неприятных разговоров, тяжелый груз ответственности, а ведь помимо прочего дома у него беременная жена Китти, за которой нужен уход.

Ирвин Шоу создает перед нами галерею объемных и психологически достоверных характеров, помещенных в крайне острые обстоятельства социальной паранойи. «Охота на ведьм» в США вскрывает самые неожиданные черты характера, заставляя всплыть на поверхность всю подноготную человеческой души. Каждый день Клемент Арчер открывает что-то новое и далеко не всегда приятное про самого себя или про людей, с которыми он годами бок о бок живет и работает.

В романе присутствует множество размышлений о природе демократии и диктатуры, о хитрых кульбитах общественного мнения, о свободе совести и человеческом достоинстве. И стоит поставить в заслугу Ирвину Шоу то, что он не делит персонажей на однозначных героев и однозначных злодеев. Есть и политические активисты, и аполитичные граждане, и старающиеся нащупать истину, и откровенно заблуждающиеся.

Причем позиции персонажей, выраженные в многочисленных монологах и диалогах, написаны интересно и увлекательно, позволяя проникнуть в ход мыслей того или иного человека. Приведу пару фрагментов (не указывая имен, чтобы не портить впечатление будущему читателю):

«Счастливо заканчиваются все сказки, которые мы рассказываем детям, перед тем как уложить их спать, но и дети, и мы знаем, что сказки рассказываются с одной целью — успокоить ребенка, чтобы он быстрее заснул. Как взрослый, я считаю, что успокоительный эффект не является функцией искусства. Даже если бы я хотел с этим согласиться, мне бы не позволили многочисленные доказательства обратного, которые я вижу вокруг. К примеру, сегодняшняя пьеса… <…> так убедительно сыгранная. Что бы, по-вашему, произошло в действительности, если б профессор так решительно выступил против власть имущих? Члены попечительского совета потребовали бы его скальп, газеты его бы распяли, руководство факультета вяло защищало бы его, а потом сдало бы из чисто практических соображений, заботясь о собственной заднице. Его выгнали бы из этого колледжа, не взяли бы ни в какой другой, сломали бы ему жизнь, обрекли на нищенское существование».

«Я не верю, что мы все как на подбор храбрые, свободолюбивые, дружелюбные патриоты, и Америка будет процветать, пока мы будем салютовать флагу и вовремя платить подоходный налог. И я не верю, что Россия — страна веселых, поющих крестьян, что в Кремле живут святые, а в Советском Союзе никого не убивают, никого не пытают, не бьют морду тому, кто сболтнет лишнее. Но я уверен: если дело дойдет до прямого конфликта, здесь будет хуже, чем там, и готов спорить, что русские правы как минимум на пятьдесят один процент»

Эффектно автор работает и с отдельными деталями, за счет ремарки помогая аудитории эмоционально погрузиться в странную и дикую реальность Соединенных Штатов той эпохи:

«На кофейном столике аккуратной стопкой лежали журналы. Сверху — литературный, отдававший предпочтение писателям-коммунистам. Арчер наклонился, прочитал фамилии авторов этого номера. Две узнал. Известные леваки. Арчер отпрянул от журнала, недовольный собой. Большой любитель книг, раньше, приходя в гости, он всегда с любопытством смотрел, что читают хозяева. Теперь же ему казалось, что он смотрит на книжные полки глазами потенциального доносчика».

«Во время войны Бурк был знаменитым корреспондентом. Он вечно оказывался в окруженных городах и горящих самолетах, так что в те дни его статьи и репортажи ценились очень высоко. После войны он стал радиокомментатором, и многие американцы настраивали свои приемники на его хрипловатый, высокомерный голос, критикующий особенности американского общества, которые мало кому нравились. Но чуть больше года тому назад Бурка неожиданно уволили (по утверждению недоброжелателей, потому что он попутчик; по его мнению — потому что он честный человек), и теперь большую часть времени он просиживал в барах, собираясь развестись с женой и громогласно утверждая, что в Америке душат свободу слова. Темные глаза этого еще довольно-таки молодого человека по-прежнему горели огнем, но он сильно располнел, и как-то не верилось, что с такими габаритами он смог бы выбраться из горящего самолета»

Совокупность этих приемов, а также жизненный опыт и наблюдательность позволяют Ирвину Шоу создать нелицеприятную и страшную панораму жизни в стране, декларирующей себя в качестве демократической, но стремительно превращающейся в авторитарную. Тем более страшную, что сегодня мы тоже можем видеть подобные перерождения.

Что нам делать, мистер Шоу?

Не смотря на все достоинства «Растревоженного эфира», возникают некоторые вопросы к Ирвину Шоу в плане последовательности гражданской позиции. Главный герой Клемент Арчер, которому автор однозначно симпатизирует, по своим взглядам довольно умеренный либерал — он просто хочет, чтобы все были честны, свободны, могли выражать свое мнение. Но в нем при этом однозначно не хватает воли. Прикрываясь «вечными» ценностями, Арчер раз за разом все больше сдает позиции.

Казалось бы, в условиях общественной катастрофы стратегия «мы за мир во всем мире» не работает — здесь нужна помощь настоящих борцов. Тех, кто настроен более радикально; тех, кто не боится схватиться с противоположной стороной, генерирующей деградацию, застой и страх. Однако автор явно с опасением смотрит на подобных людей, пугаясь их способности к более жестким действиям.

Что же тогда остается? Поднять руки и сдаться силам реакции? Ведь угнетатели действуют не в белых перчатках: их не сковывают этика, стыд или мораль (что бы не скрывалось за этим определением). Они раздавят всякую свободную мысль, всякую конструктивную критику и всякого честного человека, если им не оказать организованного сопротивления. Ирвин Шоу не дает ответа на этот вопрос. Скорее всего он сам его не знал, раз ему пришлось, будучи невиновным человеком, покинуть территорию собственной страны.

Но это лишь повод нам подумать об этом получше. И постараться найти свой ответ.