Роман «История одного города»

Русский человек всегда любит яро покритиковать действия власть имущих, сидя на кухне, и с недоверием относиться к государственному аппарату. На то есть весомые причины. Одним из первых тему чиновничьего произвола и бюрократизма на всеобщее обозрение выставил знаменитый русский классик Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин.

Несмотря на свое дворянское происхождение и службу в чиновничьем аппарате, писатель никогда не стеснялся едко и хлестко пройтись в своих литературных произведениях по “ахиллесовой пяте” самодержавия. Ярким венцом такого подхода стал сатирический роман “История одного города”, изданный в 1869 -1870 годах.

Михаил Евграфович Салтыков (литературный псевдоним Михаил Щедрин) родился 27 января 1826 года в семье древнего дворянского рода Салтыковых, в селе Спас-Угол Тверской губернии. Его отец, Евграф Васильевич, нёс чиновничью службу в Московском архиве иностранной коллегии; мать писателя, Ольга Михайловна Забелина — московская купеческая дочь, отличалась очень крутым нравов в воспитании детей. У Михаила Салтыкова насчитывалось четыре брата и три сестры.

Детей Салтыковы держали в жесточайшей строгости и дисциплине, особенно если это касалось образования. В случае неудач дети подвергались телесным наказаниям. Крепостное право царило не только на подворье имения Салтыковых, им было пропитано даже отношение к собственным детям. Позже писатель в своих сочинениях воспоминает об этом следующим образом: «Страшно подумать, что, несмотря на обилие детей, наш дом в неклассные часы погружался в такую тишину, как будто все в нем вымерло.”

Горький опыт из детства найдет себе место на страницах “Пошехонской старины” и “Господа Головлевы”.

В 1836 году семья Салтыковых переехала в Москву, поселившись в доме деда писателя по материнской линии. В течение двух лет будущий писатель проходил обучение в Дворянском институте. Михаилу предстояло оправдать честолюбивые надежды матери на блестящую карьеру, как позднее скажет сатирик, «государственного младенца».

И именно здесь для него открылся мир русской литературы, который ранее был недосягаем. В институте впервые ощутилась не только родительская власть, но и власть начальства, жесткая сила установленного регламента и начальственных предписаний. Несмотря на это Салтыков учился с большой охотой, и он стал один из лучших воспитанников, что в свою очередь сыграло с ним злую шутку. В планах намечалось получение дальнейшего образования в Московском Университете, но пришел приказ о переводе Щедрина в Царскосельский лицей.

Так, 30 апреля 1838 году под давлением матери, Ольги Михайловны, состоялось его зачисление в Царскосельский лицей Санкт-Петербурга. Учеба окончилась в 1844 году и дала возможность поступить на службу Военного министерства в качестве мелкого канцелярского служащего. В это время появилось увлечение творчеством Жорж Санд и французскими социалистами: Сен-Симоном и Пьером Леру.

Параллельно началась литературная работа в журнале “Отечественные записки”, где публиковались небольшие библиографические заметки. Затем появились такие произведения, как “Противоречия”, “Запутанное дело” и др., где Салтыков-Щедрин открыто высказывается по поводу несправедливого устройства общества, т.е. без стеснения выражает вольнодумство.

«Россия — государство обширное, обильное и богатое — да человек-то иной глуп, мрет себе с голоду в обильном государстве! А тут, кроме безденежья, еще и другие горести завязались и окончательно сбили с толку героя нашего. Припоминая всё, что сделал он со времени отбытия из дома родительского в обеспечение своего голодного желудка, господин Мичулин впервые усомнился, действительно ли поступал он в этом деле как следует и не обманывал ли себя насчет покорности, уклонения, добронравия и других полезных добродетелей. Впервые, как будто бы сквозь сон, мелькнуло у него в мозгу, что отцовский кодекс житейской мудрости требовал безотлагательного и радикального исправления и что в некоторых случаях скорее нужен наскок и напор, нежели безмолвное склонение головы».

(отрывок их рассказа “Запутанное дело”)

Репрессивная машина государственного аппарата не заставила себя долго ждать, и писатель был сослан в Вятку и определён канцелярским чиновником при Вятском губернском правлении. На этом поприще Михаил Салтыков проявил себя, как исполнительный специалист и дослужился до советника губернского правления. В 1855 ему было разрешено вернуться из Вятской губернии, а уже 1856 году был переведен в Министерство внутренних дел, с командировкой в Тверскую и Владимирскую губернии в качестве чиновника особых поручений. И вместе с кипучей административной деятельностью появился и новый толчок в литературном направлении. Началась плотная работа с журнальными изданиями “Русский вестник” и с упомянутым выше журналом “Отечественные записки”, в котором с 1878 года Салтыков-Щедрин стал главным редактором.

Весь жизненный путь писателя прошел в период окончательного утверждения самодержавия — время правления Александра I, Николая I и Александра II. Победа над Наполеоном зацементировала романовскую имперскую власть, а разгром декабристского движения дал возможность за счет усиления репрессивной машины на значительный период времени стабилизировать политическую ситуацию. Поэтому пищи для творчества у сатирика было хоть отбавляй. В первую очередь творчество писателя во многом ассоциируется с его сатирическими сказками: “Премудрый пискарь”, “Дикий помещик”, “Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил” и пр. Но в этой статье предлагаю остановиться на романе “История одного города”.

Роман-сатира «История одного города»

«История одного города» — это роман-сатира о жизни вымышленного губернского города в России XVIII — XIX вв. Главными действующими лицами становится вереница градоначальников города Глупова, которые с завидной интенсивностью сменяют друг друга по посту. В связи с этим, местным жителям, глуповцам, приходится подстраиваться под вечно меняющиеся законы и указы, насаждения новшеств и чехарду в политических режимах.

Повествование построено специфическим образом. В первую очередь, для более стилистического исторического контекста Щедрин использует в качестве литературного инструмента вставки из якобы существующего источника неизвестного летописца, чтобы изначально материал был “сколько-нибудь достоверным и правдоподобным”. Поэтому в тексте применяется старинная речь.

«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и предобрый тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло»

Такие летописные выдержки обрамляются красочным, но довольно сложным по составу языковым стилем, изобилующим народными изречениями и периодически внедряющимся канцелярским слогом. Вдобавок рассказ отходит от прямой хронологии. Читая про судьбу одного градоначальника, автор вскользь упомянает предыдущих его коллег, а то и вовсе может перепрыгнуть на 20-30 лет вперед. Нередко на страницах романа встречаются отсылки к жанру фантастики, сдобренные грубыми и красочными сценами насилия.

Поэтому Глуповская история требует вдумчивого и неторопливого изучения материала, который предлагает Салтыков-Щедрин, чтобы как можно больше найти отсылок на исторические события и даже обнаружить параллели с текущем положением государственных дел. А их найдется не мало!

«Сказание о шести градоначальницах» — прямая отсылка к Дворцовым переворотам.

В этой истории пост градоначальника временно остается незанятым. Этим не прочь воспользоваться некоторые местные жители. Своё право на руководящую должность одна за одной начинают предъявлять женские персонажи в Глупове. Так, каждый раз мгновенно добравшись до власти, градоначальницы столь же быстро ее и теряют, а порой даже становятся жертвами вспыхивающих конфликтов. Всё это, конечно, напоминает восхождение на императорский престол Екатерины I, Анны Иоанновны, Анны Леопольдовны, Елизаветы Петровны и Екатерины II.

В неуемном реформаторе Бородавкине узнается облик Петра I. Этот градоначальник такой же энергичный и импульсивный персонаж, как его прототип. Он вечно жаждет преобразований в городе, к тому же не прочь и повоевать. А его оловянные солдаты как ничто другое символизируют создание новой мощной петровской армии.

“— А это что? — спросил он, указывая на оловянных солдатиков.

— Для легости, ваше благородие! — отвечали ему, — провианту не просит, а маршировку и он исполнять может!

Пришлось согласиться и с этим. Заперся Бородавкин в избе и начал держать сам с собою военный совет.”

Вчитываясь в резкий переход к божественным взглядам губернатора Грустилова, вспоминается Александр I, ибо по его убеждениям духовные обряды различных конфессий должны были объединиться на почве «всемирной истины».

Тем самым “Истории одного города” ставит перед читателем несколько острых проблем. В первую очередь это оторванность власти от истинных проблем населения. А население, в свою очередь, аполитично. Это очень хорошо видно в главе “Войны за просвещение”

“Таким образом, оказывалось, что Бородавкин поспел как раз кстати, чтобы спасти погибавшую цивилизацию. Страсть строить на «песце» была доведена в нем почти до исступления. Дни и ночи он все выдумывал, что бы такое выстроить, чтобы оно вдруг, по выстройке, грохнулось и наполнило вселенную пылью и мусором.

<…>

Тут же кстати он доведался, что глуповцы, по упущению, совсем отстали от употребления горчицы, а потому на первый раз ограничился тем, что объявил это употребление обязательным; в наказание же за ослушание прибавил еще прованское масло. И в то же время положил в сердце своем: дотоле не класть оружия, доколе в городе останется хоть один недоумевающий.

Но глуповцы тоже были себе на уме. Энергии действия они с большою находчивостью противопоставили энергию бездействия.”

В результате чего вскрывается еще социальная подоплека — болезненное внедрение реформ и трудность принятия их населением. Причем неважно, осуществляются ли они в Глупове мягко или жестко. В обоих вариантах последствия катастрофические.

Другая проблема, которая намеренно облечена в фарс — это, конечно, тот факт, что все градоначальники становятся заложниками своих ложных убеждений, черт характеров, которые достигают поистине гипертрофированного состояния. Глава “Органчик” здесь будет ярчайшим примером. Мало того, что ее герой, Брудастый Дементий Варламович, обходился лишь двумя фразами в управлении жителями города: “Не потерплю!” и “Разорю”. Он вообще мог работать буквально без головы!

Но есть ощущение, что Салтыков-Щедрин предшествующими забавными байками готовит читателя к самому зловещему персонажу среди пантеона его вымышленных вождей — к Угрюм-Бурчееву. Этот человек являет собой своего рода идеального в своем кошмаре диктатора. При описании его характера и влияния автор сменяет привычную ироничную манеру куда более тревожным стилем:

“Совершенно беззвучным голосом выражал он свои требования и неизбежность их выполнения подтверждал устремлением пристального взора, <…> Человек, на котором останавливался этот взор, не мог выносить его. Рождалось какое-то совсем особенное чувство, в котором первенствующее значение принадлежало не столько инстинкту личного самосохранения, сколько опасению за человеческую природу вообще. В этом смутном опасении утопали всевозможные предчувствия таинственных и непреодолимых угроз. Думалось, что небо обрушится, земля разверзнется под ногами, что налетит откуда-то смерч и все поглотит, все разом… <…> Как человек ограниченный, он ничего не преследовал, кроме правильности построений. Прямая линия, отсутствие пестроты, простота, доведенная до наготы, – вот идеалы, которые он знал и к осуществлению которых стремился. Его понятие о «долге» не шло далее всеобщего равенства перед шпицрутеном; его представление о «простоте» не переступало далее простоты зверя, обличавшей совершенную наготу потребностей. Разума он не признавал вовсе и даже считал его злейшим врагом, опутывающим человека сетью обольщений и опасных привередничеств”.

И эта машина для подавления всяческой жизни приступает к самым решительным преобразованиям. Причем в зону его интересов попадают не только какие-то частные вещи — нет, у него мышление глобальное. Он хочет уничтожать города и строить новые. Хочет поворачивать реки вспять. Хочет весь мир превратить в одну сплошную казарму.

Салтыков-Щедрин, судя по всему, имел в виду некую смесь военного министра Аракчеева и террориста Нечаева. Но сегодня глава про Угрюм-Бурчеева (она же представляет собой и кульминацию всей “Истории одного города”) выглядит пророческим предсказанием фашизма и подобных ему режимов, стремящихся организовать и дисциплинировать общество под одним большим милитаристским сапогом. Здесь невольно наклевываются и параллели с антиутопическими романами (Оруэлл, Замятин, Брэдбери), и с “Сердцем тьмы” Джозефа Конрада, и с полковником Курцем из “Апокалипсиса сегодня”. Можно лишь преклониться перед прозорливостью Михаила Евграфовича, сумевшего настолько хорошо понять тенденции развития авторитарной власти, что его текст актуален не только для его времени, и даже не только для ХХ века, но и для наших с вами дней.

Исходя из всего изложенного можно утверждать, что Салтыков-Щедрин — это не только выдающийся писатель, но и человек, который всю свою жизнь боролся за идеалы свободы, равенства и справедливости. Его произведения являются важным источником информации о жизни и общественных проблемах России XIX века, а также остаются актуальными и по сей день. И завершении, считаю важным привести его цитату, которая определяет конечные взгляды Щедрина в формировании нового гражданского общества, которому и в наше время есть куда совершенствоваться.

“Мне кажется, что в слове “народ” надо отличать два понятия: народ исторический и народ, представляющий собой идею демократизма. Первому, выносящему на своих плечах Бородавкиных, Бурчеевых и т.п., я действительно сочувствовать не могу. Второму я всегда сочувствовал, и все мои сочинения полным этим чувством.”

Об авторе: Виктор Боченков

Идейный вдохновитель проекта. Род деятельности: сельское хозяйство. Хобби: литература, кинематограф, спорт, вкусно покушать. Мой профиль в социальной сети ВКонтакте