Европейская литература XVIII века пестрит различными яркими авторами, пробивавшими новые пути в мировой литературе. И особое место в этом течении занимают деятели английского Просвещения. Такие персонажи, как Джонатан Свифт (известный каждому ребенку благодаря “Путешествиям Гулливера”), Тобайас Смоллетт или Сэмюэль Ричардсон значительно продвинули человеческую культуру, предвосхитив будущее зарождение полноценного реалистического романа, а также активно внедрив в тексты размышления о гражданской добродетели.

Но в настоящей статье мы планируем поговорить о человеке, принесшем в европейскую литературу острую сатиру и великий гуманизм. Вспомним, кем был Генри Филдинг и разберемся, в чем прелесть его романа “История жизни покойного Джонатана Уайльда Великого”.

Генри Филдинг и его биография

Генри Филдинг родился в 1707-м году в Шарпем-Парке, графство Сомерсетшир, где его отец служил в армии. Он получил образование в Итоне, одном из крупнейших и наиболее аристократических учебных заведений Англии.

После романа с молодой женщиной, который привел к некоторым проблемам, Филдинг переехал в Лондон, где впервые и соприкоснулся с литературной карьерой. Чуть позже писатель решил продолжить обучение, из-за чего в 1728 году отправился в Лейден, дабы изучить классическое искусство и право.

Однако, по-видимому, недостаток финансовых средств заставил его покинуть Лейденский университет и вернуться в Лондон. Вернувшись, Филдинг обратился к драматургической деятельности в поисках средств к существованию. Он начал писать для театра. И здесь с первых же шагов взяли верх его демократические и просветительские убеждения. В связи с этим на творчество Генри Филдинга обратили внимание бюрократы под руководством премьер-министра Великобритании сэра Роберта Уолпола.

Например, в пьесе “Политик из кофейни, или судья в ловушке” (1730-й год), в которой жесточайшим образом высмеивается современное Филдингу коррумпированное правосудие, что ни диалог — то приговор буржуазной бюрократии, погрязшей в продажности и пороке. Так персонаж судьи Скуизема только и делает, что вымогает деньги у подозреваемых, да совращает несчастных дам, попавших в беду. При этом, если бедолага, оказавшийся в цепких лапах нечистоплотной Фемиды, не имел лишних средств, Скуизем отпускал лишь циничные комментарии:

“PЕМБЛ. От нужды, сударыня, что только не взбредет на ум! Мистер Скуизем был так добр, что убедил меня выложить деньги, но мои карманы оказались так жестоки, что убедили меня в невозможности воспользоваться его добротой.

СКУИЗЕМ. Что ж, сударь? Если вы не богач, и у вас нет золота, чтобы платить за ваши прегрешения, вам придется расплачиваться за них, как бедняку, — страданиями!.. Эй, констебль!”

Таким образом, Генри Филдинг и его творчество стали одной из причин законодательной инициативы о введении театральной цензуры от 1737-го года, которая ставила своей целью сильно ограничить возможность критического высказывания о британском правительстве Уолпола и режиме короля Георга II с театральных подмостков. К тому же всякое вольнодумство в спектаклях могло ненароком заложить в умы зрителей революционные идеи, а этого совсем никак нельзя было допустить. В общем, наш герой превратился чуть ли не в главного виновника введения акта, отмененного лишь в 1968-м году!

Разумеется, после такой реакции на его театральные инициативы, Генри Филдинг вынужден был оставить карьеру драматурга, хотя и написал по меньшей мере 26 пьес. В 1737-м году писатель поступил в Темпл, где получил звание адвоката, а также начал заниматься журналистикой.

Кстати говоря, параллельно с писательской деятельностью нашему герою удалось войти в историю европейских правоохранительных органов. Филдинг стал главным судьей Лондона, после чего помог создать первое полицейское подразделение города в 1749 году. Он также выступал за улучшение судебной системы и условий содержания заключенных, и предлагал отменить публичное повешение.

В 1741-м году он начал писать романы, начиная с пародии на «Памелу» уже упомянутого Сэмюэля Ричардсона, которая называлась «Шамела». Чуть позже Филдинг опубликовал роман «Джозеф Эндрюс» и стал известен как серьезный романист. Наиболее важным произведением Генри Филдинга стала комическая эпопея “История Тома Джонса, найдёныша”, но сегодня мы поговорим о другом знаковом романе — об «Истории жизни покойного Джонатана Уайльда Великого».

Приключения Великого Джонатана Уайльда

“История жизни покойного Джонатана Уайльда Великого” была опубликована в 1843-м году, и задумывалась как текст в форме сатирической исторической хроники. Генри Филдинг берет биографию вымышленного вора и преступника Джонатана Уайльда, но рассказывает ее таким образом и в таких выражениях, как будто это эпическое жизнеописание великого полководца или крупного политического деятеля (не зря в заглавии книги герой именуется не иначе как великим).

Был ли у Джонатана Уайльда реальный прототип? Их было даже два! Одного из них так и звали — Джонатан Уайлд, и ему удалось в 20-х годах XVIII века построить одну из наиболее успешных бандитских группировок Великобритании — он сумел выстроить широкую коррупционную сеть, затрагивающую органы правопорядка и политические инструменты, дабы делать деньги на воровстве и грабежах (от его же жизненного пути отталкивался уже в ХХ веке Бертольд Брехт, когда писал “Трехгрошовую оперу”). Вторым же “отцом” придуманного Джонатана Уайльда стал уже названный выше премьер-министр сэр Роберт Уолпол, которого, по-видимому, Генри Филдинг презирал всей душой.

Еще в предисловии “Истории жизни покойного Джонатана Уайльда Великого” Филдинг заявляет основной прием, проходящий хребтом через всё произведение — намеренную перемену мест между добродетелью и порочностью.

Он выдвигает шутливый (впрочем, юмор это довольно мрачный) тезис, будто истинно великий человек — тот, что творит всяческие злодеяния, обманывая, разоряя и уничтожая людей во имя собственных корыстных интересов, и такой фигуре чужды глупости вроде сочувствия, честности или порядочности:

“Но прежде чем приступить к этому большому труду, мы должны отвести некоторые ошибочные мнения, укоренившиеся среди людей по вине недобросовестных писателей; опасаясь впасть в противоречие с устарелыми и абсурдными взглядами компании простаков, называемых в насмешку мудрецами или философами, эти писатели постарались по мере сил спутать понятие о величии с понятием о доброте, – тогда как не может быть двух вещей, более между собою различных: ибо величие состоит в причинении человечеству всяких зол, а доброта – в их устранении. Поэтому трудно представить себе, чтобы один и тот же человек обладал и тем и другим; между тем у писателей вошло в обычай, как только они докажут на ряде примеров величие своего излюбленного героя, тут же с умилением восславить и его доброту, не подумав о том, что этим они разрушают высокое совершенство, называемое цельностью характера. В биографиях Александра и Цезаря нам постоянно и до крайности неуместно напоминают об их великодушии и благородстве, о милосердии и доброте. В то время как македонец прошел с огнем и мечом по обширной империи, лишая жизни огромное множество ни в чем не повинных людей, всюду принося, подобно урагану, опустошение и гибель, – нам, в доказательство его милосердия, указывают на то, что он не перерезал горла одной старухе и не обесчестил ее дочерей, ограничившись их разорением. А когда могущественный Цезарь с поразительным величием духа уничтожил вольности своей отчизны и посредством обмана и насилия поставил себя главой над равными, растлив и поработив величайший народ, когда-либо живший под солнцем, – нам как образец великодушия выставляют щедрость его к своим приспешникам и к тем, кого он использовал в качестве орудия, когда шел к намеченной цели и утверждал свою власть”.

Обращение к легендарным историческим фигурам здесь неслучайно. Филдинг специально ставит мошенника Джонатана Уайльда в один ряд с Юлием Цезарем и Александром Македонским: с одной стороны, это дает возможность нелепого сравнения и соответствующего ему комического эффекта; с другой — позволяет критически посмотреть на знаменитых деятелей мировой политики, сместив фокус с так называемого величия на результаты их поступков для тысяч и миллионов простых людей.

Писатель проводит сюжет от рождения Джонатана Уайльда в 1682-м году (не забыв упомянуть его родословную по всем правилам исторической хроники) до “благородной” кончины на виселице в 1725-м. И на протяжении этого времени мы знакомимся не только с хитроумными схемами самого Уайльда, позволяющими ему разнообразными способами наживаться на всех подряд, но также и с целым ансамблем других персонажей. Здесь и его подельники граф Ля Рюз (с которым они то и дело облапошивают друг друга) и Файрблад (что-то вроде правой руки, однако вечно замышляющей недоброе против своего сеньора). И менее удачливый плут Боб Бэгшот, по жестокости судьбы лишенный хитрости Уайльда, а потому постоянно проигрывающий последнему. И распутная невеста героя, Летиция Снэп, прикидывающаяся невинной благопристойной леди. А в противоположность всяческим негодяям автор выводит Томаса Хартфри, знакомого Уайльда еще по детским годам, и его семью — эти люди доверчивы, благожелательны и просто стараются тихо жить свою честную жизнь. Разумеется, как раз достойные горожане в лице семьи Хартфри становятся главными жертвами Джонатана Уайльда и ему подобных.

Стоит отметить, что Джонатан Уайльд — не простой бандит. Он подводит под бандитизм целую философскую базу, вырабатывает своего рода кодекс чести (точнее кодекс бесчестия), коим следует руководствоваться, чтобы дела шли наилучшим образом. В основе этой философии — бессовестный обман, подлог, подкуп, коварство и лицемерие.

В чертовски показательной главе “О шляпах” рассказывается случай о двух группировках лондонских разбойников, постоянно конфликтовавших из-за разного способа ношения шляп: первые предпочитали заламывать шляпы по типу треуголки, в то время как вторые спускали поля на глаза. Мудрый Уайльд решил разъяснить коллегам, почему их разногласия в высшей степени неразумны:

“Джентльмены, мне совестно видеть, как люди, занятые столь великим и достославным делом, как ограбление общества, так глупо и малодушно ссорятся между собой. Неужели вы думаете, что первые изобретатели шляп или по меньшей мере различия между ними в самом деле замыслили так, что шляпы разных фасонов должны преисполнять человека та – благочестия, эта – законопочитания, та – учености, а эта – отваги? Нет, этими чисто внешними признаками они хотели только обмануть жалкую чернь и, не утруждая великих людей приобретением или сохранением сущности, ограничить их только необходимостью носить ее признак или тень. Поэтому с вашей стороны было бы мудро, находясь в толпе, развлекать простаков ссорами по этому поводу, чтобы с большей легкостью и безопасностью, пока они слушают вашу трескотню, залезать в их карманы; но всерьез заводить в собственной среде такую нелепую распрю – до крайности глупо и бессмысленно. Раз вы знаете, что все вы плуты, какая разница, носите ли вы узкие или широкие поля? Или плут не тот же плут что в той, что в этой шляпе? Если публика так неумна, что увлекается вашими спорами и отдает предпочтение одной своре перед другой, покуда обе целят на ее карманы, ваше дело смеяться над дурью, а не подражать ей”.

Стоит ли уточнять, что этот образ подходит не только для едкого описания противоречий между политическими партиями тори и вигов из современной Филдингу Англии, но также представляет собой актуальную метафору для принципов работы классовых интересов вообще? Например, если элиты двух стран выпячивают надуманные противоречия, дабы тем временем совместно разграблять население и одного, и второго государства. Когда вдруг услышите о конфликте элит, а также воззвания власть имущих к чувству того или иного долга — вспомните главу “О шляпах” из романа Генри Филдинга.

Но находятся и люди, разоблачающие управленческие приемы пройдохи Джонатана Уайльда. Например, во время борьбы банды Уайльда и организации его конкурента Джонсона за право побирать одних и тех же людей, один из неназванных здравомыслящих персонажей высказывает следующую мысль:

“– Ни над кем, конечно, не посмеются так заслуженно, как над тем, кто сам выведет овечку на волчью тропу, а потом станет плакать, что волк ее сожрал. Что в овчарне волк, то в обществе великий человек. Но когда волк завладел овчарней, не много будет проку для стада простаков, если они прогонят одного волка и впустят вместо него другого! Столько же толку и нам опрокидывать одного плута на пользу другому. А для какой иной выгоды вы боролись? Разве вы не знали, что Уайлд и его приспешники такие же плуты, как и Джонсон со своей компанией? В чем же еще могла быть суть их спора, как не в том, что стало теперь столь явным для вас? Может быть, иные скажут: «Так неужели наш долг покорно подчиниться тем плутам, которые грабят нас сейчас, из страха перед теми, которые придут им на смену?» Конечно нет! Но лучше, отвечу я, покончить с грабежом, чем сменить грабителя. А как иначе мы можем этого достичь, если не изменив в корне весь уклад нашей жизни?”

Ни много ни мало перед нами критика самой идеи буржуазных выборов, при которых народ просто меняет олигархическую группу, призванную его угнетать! И Филдинг пишет это еще задолго до того, как капиталистическое общество крепко встало на ноги, и институты стали более или менее привычными.

“История покойного Джонатана Уайльда великого” полна подобными наблюдениями, и все они написаны со свойственной Генри Филдингу искрометностью и дерзостью. Поэтому ее чтение дает возможность и как следует позабавиться, и поразмышлять о противоречиях, свойственных эпохе капитализма. Причем не столь важно, что капитализм с XVIII века к XXI довольно сильно изменился — фундаментальные его основы остались прежними, а значит и критика все еще бьет в самую цель.

Просветитель, опередивший время

Помимо художественных произведений, Генри Филдинг на протяжении всей жизни публиковал и памфлеты, посвященные различным общественным проблемам. В них он не изменял общему тону собственного творчества, сохраняя значительную долю иронии по отношению к реальности, однако касался, например, таких тем, как социальное и экономическое неравенство.

Приведем выдержку из его забавного памфлета “Письмо из бедлама” (1752-й год):

“Знайте же, сэр, только я постиг источник всех зол. Ценою изнурительного труда и упорных изысканий я открыл причину коррупции, расточительной роскоши, разврата, позорящих наши нравы, а посему я один способен исправить их. <…> Если согласиться с этими словами, — а с ними нельзя не согласиться, — в чем же тогда спасение? Разве не в том, чтобы устранить первопричину, извергнув из нашего общества этот вредоносный металл, этот ящик Пандоры? Но, хотя преимущества предложенной меры, по-моему, на редкость очевидны, никому еще на моей памяти не приходила в голову и тень подобного проекта; он, видимо, не открылся — с такой ясностью умам других людей. Поэтому я коснусь важнейших достоинств этой идеи и, дабы не повторять общие места из авторов, упомянутых выше, внимание свое сосредоточу на вопросах, затрагивающих непосредственные интересы нашей страны”.

Прикидываясь чуть ли не городским сумасшедшим, Генри Филдинг за век до появления марксизма и более взвешенного теоретического осмысления проблемы, обозначает фундаментальные противоречия современного ему социума. Более того, он пишет всё это даже до Американской и Французской революций. Т.е. значительно опережает многих коллег по своей эпохе в плане способности к анализу реальных общественных конфликтов.

Не зря Филдинга любили в СССР и издавали его произведения — мы можем прочитать их в замечательных переводах Корнея Чуковского, Юлия Кагарлицкого, Раисы Померанцевой, Надежды Вольпин и других.

Правда исторически Филдингу трудно было понять, что делать с проблемами, которые он столь остро чувствовал — отсюда проистекал его значительный пессимизм, ибо ничего, кроме как удаление из социальной жизни, он не мог посоветовать честному человеку. Но он стоял у истоков английской и европейской просветительской мысли, и в этом отношении роль нашего героя очень велика.

В заключение вспомним слова Максима Горького о нем: